Главная/Блог/Могилев туристический/Там,на перевалах,тишина. Автор Александр Санчук

Там,на перевалах,тишина. Автор Александр Санчук

13 февраля 2011   Автор: Администратор   Рубрика: Могилев туристический

СТАРЫЕ ГИЛЬЗЫ

Это было более пяти лет назад на Кавказе. Окончились тренировочные занятия по программе первых республиканских сборов инструкторов горного туризма, на солнечной Домбайской поляне сложили крылья пестрые палатки, начался зачетный поход. Наша группа ушла на маршрут, а меня задержали в Домбае дела. С руководителем сборов мы условились, что я догоню группу за Клухорским перевалом.

Не зря говорят, что ожидать и догонять — хуже всего. По крутой тропке я поднимался быстро, как только мог, и поэтому не замечал пестрой красоты субальпийского высокогорья. Прошел без остановки мимо знаменитого Клухорского озера с зеленой, как бутылочное стекло, водой и плавающими в ней льдинками, не задержался и на снежной перевальной седловине, увенчанной остроконечным обелиском в честь павших здесь советских воинов. Зато немного спустившись по южной стороне хребта, далеко внизу, почти в долине, увидел своих. И сразу успокоился: теперь догнать группу не составляло труда. Решил передохнуть. Выбрал чуть в стороне от тропы, за серым валуном, уютное местечко, устроился поудобнее, с наслаждением съел бутерброд. Рядом — лишь руку протяни — тихо звенел маленький студеный ручей. Маленький настолько, что зачерпнуть в нем воды было невозможно. Чтобы подставить кружку под хрустальную струю, взялся отодвигать продолговатый, темный камень. Вдруг отдернул от него руку, как от раскаленной плиты. Это был не камень, а старый неразорвавшийся снаряд.

Пить расхотелось. Отодвинувшись чуть в сторону, я начал внимательно изучать место привала. Обнаружил винтовочную гильзу, потом еще одну, потом, у самого валуна, целую горку их, а рядом ржавый, но так и неиспользованный патрон. На торце гильз, где обозначают калибр оружия, темнели пятнышки пятиконечных звезд. Значит место моего привала было когда-то боевой позицией советского солдата. Он явно укрывался за серым валуном. Я тоже попробовал «занять оборону». Залег за валун и выглянул. Не надо было быть военным специалистом, чтобы оценить позицию. Место, где укрывался наш солдат, простреливалось с перевала, как мишень в тире, и только серый гранитный валун мог спасти от свинцового дождя.

Я все думал, как же он, боец, забрался сюда. Спустился ли сверху? Под прикрытием ночи или густого тумана поднялся из долины? Попасть в естественное укрытие, или покинуть его при хотя бы относительно неплохой видимости он не мог. Сколько же он здесь находился? Старые гильзы молчали об этом.

Потом на Западном и Центральном Кавказе мне довелось еще пройти немало перевалов, и на многих из них встречались следы войны: то старое орудие, то полуразрушенный блиндаж, то неразорвавшаяся мина, то ржавые гильзы да еще установленные на заоблачной высоте уже моими сверстниками обелиски в честь мужества защитников Кавказа. И чем больше я путешествую по горам, тем больше поражаюсь этому мужеству.

Наши горные спортивные маршруты — не увеселительные прогулки. Прежде чем отправиться в путь, мы изучаем теорию движения по всевозможным склонам, ледникам, осыпям, фирновым полям, напряженно тренируемся, выезжаем на сборы, полгода готовим снаряжение, достаем «из-под земли» сублимированные продукты, предварительно по картам, описаниям и фотографиям десятки раз «проигрываем» тактику прохождения наиболее сложных и опасных участков. И все же даже при такой тщательной подготовке порою бывает необыкновенно трудно. Чтобы успешно пройти испытание горами, тоже необходимо мужество. Но тогда какими же железными были люди, которых одновременно испытывали и горы, и война? Мы опасаемся горных лавин, камнепадов, скрытых трещин на ледниках, пурги, селей...Но разве идут в сравнение опасности природы с изощренным коварством врага — альпийских стрелков, которые специально были обучены для войны на Кавказе! Не хватает фантазии, чтобы даже представить всю тяжесть и опасность, что выпали на долю советских солдат, отстоявших заоблачные перевалы.

Я часто думал обо всем этом, вспоминая позицию бойца под Клухором, и все хотел побывать когда-нибудь в походе исключительно по местам обороны Кавказа, чтобы еще раз прикоснуться к подвигу, проникнуться глубокой благодарностью к тем, кто отстоял наши горы. И вот такой поход позади. Его провела областная секция горного туризма, посвятив 30-летию победы советского народа в Великой Отечественной войне. Точнее, это был не просто поход, а небольшая спортивная экспедиция. Участники ее побывали на всех перевалах Центрального Кавказа, вошедших в героическую летопись Великой Отечественной войны, и одновременно прошли сложный спортивный маршрут.

КРАСНЫЕ СНЕГА ДОНГУЗ-ОРУНА

У самого подножия Эльбруса, на поляне Азау, где скрестились пути туристов, горнолыжников и альпинистов, мы провели последний вечер перед выходом на маршрут. Завораживало мерцание пламени небольшого костра, чуть покачивали в сонной дреме мохнатыми шапками корабельные баксанские сосны, в сумраке совсем близко подступали к огню темные скалы с белыми шапками снега, казавшимися в свете луны слитками серебра. Ребята, зачарованные костром и тишиной, негромко напевали «Военную баксанскую»:

Помнишь, товарищ,
белые снега,
Стройный лес Баксана,
Блиндажи врага?
Помнишь гранату
и записку в ней
На скалистом гребне
Для грядущих дней?

Сколько раз на слетах, туристских вечерах, в концертных залах я слышал эту давно полюбившуюся мелодию, эти простые и одновременно торжественные слова. Но здесь песня особенно волновала, западала в душу. Будто именно нам назавтра надо было уходить на тот крутой скалистый гребень, искать ту записку в гранате. Собственно, отчасти именно так оно и было.

Утром наша небольшая экспедиция разделилась. Путь группы, в которой был и автор этих строк, лежал на юг, через перевал Донгуз-Орун — в Сванетию. Другой же группе предстояло перевалить в верховья Кубани.

Торная тропа резала склон не круто, но неумолимо забирала все ближе к небу. Уже давно внизу остались деревья Баксанского леса, подвесная канатно-кресельная дорога, знаменитые горнолыжные трассы Чегета, загорелые мальчуганы, одетые, как на пляже, но с лыжами на плече, пестрые толпы экскурсантов. Несколько часов подъема от суеты людских мест с шашлычными, буфетами, фотографиями «на память», сувенирными киосками и другими атрибутами туристских перекрестков — и мы оказались среди тишины высокогорья.

Тропа вывела в довольно широкое зеленое ущелье, замкнутое с запада сыпучими скалами и висячим ледником. У входа в ущелье, будто в карауле, стоял обелиск. Скромный, собранный из алюминиевых листов. На нем надпись: «Комсомольцам, павшим в боях за Родину». Мы, не сговариваясь, остановились, сбросили рюкзаки, разошлись по склону, чтобы собрать и положить к обелиску букеты альпийских цветов.

Еще через час группа подошла к поляне у самого перевального взлета, так называемому северному приюту. Здесь идеальное место для бивуака. Ровные площадки, исток речушки с кристально-ч истой водой, и хотя рядом лежат снежники, окружающие горы защищают от холодных ветров. Удобная поляна. Она была местом отдыха наших частей, переходивших в ноябре 1942 года через Кавказский хребет. Но не только отдыха — здесь велись ожесточенные бои.



Через перевал Донгуз-Орун лежит, пожалуй, самый легкий путь, если в горах вообще бывают легкие пути, из Кабардино-Балкарии в Грузию. И когда в конце лета 1942 года фашистские захватчики ворвались в Баксанское ущелье, поднялись в его верховья, к самому Эльбрусу, измотанные сражениями наши части использовали Донгуз-Орун для эвакуации на юг. Здесь же по каменистым тропам и крутым снегам бойцы перенесли в рюкзаках сотни килограммов вольфрамо-молибденовой руды, добытой в высокогорных рудниках Тырныауза и так необходимой для военной промышленности тех лет. А потом, до самого освобождения Приэльбрусья, за Донгуз-Орун велись кровопролитные сражения.

Мы быстро установили палатки и, пока готовился ужин, занялись осмотром поляны. Вначале внимание всех привлекла пушка. Ствол и другие детали орудия прекрасно сохранились. На лафетной станине хорошо видны цифры, по которым велась наводка. Ствол покоится на камнях так, что, заглянув в него, будто в смотровую трубу, видишь ровный круг снежного перевального взлета. Я долго смотрел в этот своеобразный окуляр, любуясь быстро меняющимися оттенками, которые ложил закат на снежное полотно. Солнце пряталось за гребень хребта чуть в стороне от перевала, и его косые лучи разлили на белую простынь склона вначале розовый, а затем красноватый цвет.

Недалеко от пушки установлен такой же скромный, как и на нижней поляне, обелиск с пятиконечной звездой. Он тоже собран из алюминиевых листов. Это не случайно, ведь обелиск подняли сюда, на трехкилометровую высоту, туристы. Естественно, делали его из наиболее легкого материала. Но вот такая деталь: рядом лежит тяжелая плита от миномета. Круглый стальной блин более чем за 33 года, что находится здесь, не поржавел. Я попробовал поднять плиту и смог лишь чуть-ч уть оторвать от земли. А ведь ее несли на руках, как и пушку, как и другое оружие. Каким титаническим был этот труд!

Ночью нас разбудила гроза. Трудно представить, что такое гроза в горах. Молнии буквально прямой наводкой бьют в соседние скалы, слепят до боли в глазах. От грома глохнешь.

Но потом стало совершенно тихо. Так тихо, как, наверное, бывает после ожесточенного боя. Лишь речка-неугомонка журчала о чем-то, убегая по камням вниз, в долину, к большой реке.

Подъем на перевал мы начали, как только занялся рассвет. На последнем взлете особенно часто попадались противогазные коробки, какие-то ремни, винтовочные гильзы. Уж такова особенность гор: разряженный воздух, почти круглогодичные морозы сохраняют и металл, и дерево, и ткань не хуже музейных смотрителей. Поэтому еще долго здесь будут встречаться оставленные войной следы.

Мы уже были почти у самой седловины, когда серый снег, как и накануне вечером, окрасился в розоватый цвет. Это солнце возвестило о наступлении нового дня.

НА ПЛЕЧЕ ЭЛЬБРУСА

За Донгуз-Оруном нас ждала Сванетия — край диких гор, снежных вершин, чистых рек и ручьев, в которых плещется форель, прохладных пихтовых лесов, древних башен, трудолюбивых и гостеприимных людей. Длинный путь лежал к неудержимой, полноводной Ингури, к ледовому перевалу Ах-су. А в это время другая группа шла по маршруту у самых вершин двуглавого Эльбруса. О нем рассказывает Евгений Шабашов:

Нам предстояло пересечь перемычку между Главным и Боковым хребтами Кавказа, через перевал Хотю-тау выйти в верховья реки Кубань из Баксанского ущелья, а затем вернуться обратно уже через перевал Хасан-хой-Сюрульген. Места эти примечательные и в обороне Кавказа занимали особое место. Здесь, под самым Эльбрусом, в 1942 и 1943 годах шли особенно напряженные бои, фашистские войска стремились во что бы то ни стало завладеть переходом из Кубани в верховья Баксана и закрепиться на нем.

Сейчас на склонах, где когда-то рвались снаряды, ведется уникальное строительство — сооружается уникальная канатная дорога на высоту более 4-х тысяч метров, к так называемому Приюту Одиннадцати — заоблачной гостинице альпинистов и горных туристов. В подвесном вагончике канатки поднимаемся к Музею обороны Кавказа. Естественно, что мы не могли не побывать здесь перед выходом на маршрут.



В двух небольших комнатах музея собраны экспонаты, дающие ясное представление о трудных боях в Приэльбрусье. Здесь и оружие, и снаряжение воинов-альпинистов, и плакакты-призывы военных лет, и фотографии бойцов, отличившихся в сражениях за перевалы, вырезки из армейских газет, свидетельствующие о стойкости и мужестве советских солдат. В торжественной тишине ребята осматривали экспонаты музея, и потом еще долго все находились под впечатлением увиденного.

Подъем на перевал начался сразу от музейного порога. Вначале шли молча, каждый думал о своем, а может, напротив, все думали об одном и том же — о мужестве военного поколения, о суровых испытаниях, через которые оно прошло, защищая родину. Но как только остались позади надежные тропы по камням и моренам и группа вышла на ледник Азау, ребята оживились.

В группе было несколько новичков, поэтому, оказавшись в зоне трещин, укрытых снегом, мы сразу сделали привал и еще раз провели инструктаж о правилах движения по закрытым ледникам. Не успел я закончить разговор о связках, о движении в один след, о том, что никто не должен отлучаться в сторону, как ребята дружно засмеялись, словно не меня слушали, а Аркадия Райкина. Рассмешил их Анатолий Толкачев, на практике продемонстрировав, к чему приводят нарушения правил движения в горах. Анатолий — заядлый фотолюбитель и в группе исполнял обязанности фотографа. Вот и решил он запечатлеть на пленку, как в поднебесье лекции читаются. Начал искать такую точку съемки, чтобы группа на фоне вершин Эльбруса оказалась, попятился, глядя в видоискатель фотоаппарата, и вдруг исчез. Благо трещина попалась мелкой. Было смешно, зато и поучительно. На всем маршруте ребята шли предельно осторожно.

Без происшествий, лавируя в лабиринте трещин, мы преодолели ледник Большой Азау и вышли на перевал Хотю-тау. Здесь задержались надолго. Чуть в стороне от перевала, ближе к Эльбрусу, сохранились укрепления военных лет. Это тоже своеобразный музей, только без крыши. Взору предстали разрушенные блиндажи, деревянные накаты, россыпи гильз и осколков. Один участок укреплений туристы обнесли камнями. Здесь все осталось так, как было в 1943 году. Несколько квадратных метров земли на высоте 3540 метров над уровнем моря — будто свежий, неизгладимый временем след войны.

От укреплений мы вновь вернулись на перевальную точку, несколько минут простояли в молчании перед обелиском с пятиконечной звездой и только тогда начали спуск с водораздела на запад.