Пока стоят горы. Автор Александр Санчук

Мы были первой группой могилевских горных туристов, получившей право самостоятельно совершить поход пятой категории сложности. Самым высоким баллом туристского мастерства маршрут оценивался прежде всего из-за перевалов Бригантина и Новосибирцев. В спортивной классификации они занимают верхние строчки.

Естественно, психологически группа настраивалась «выложиться» на них. Тем более, что эти перевалы были нашей давнишней и желанной целью. Не будет преувеличением сказать, что путь к ней измерялся не расстоянием от Пржевальска до хребта Терскей-Алатоо, на котором расположена Бригантина, и начинался он не на берегу Иссык-Куля, не у памятника Н. М. Пржевальскому, а в полуподвальном помещении могилевского городского клуба туристов «Азимут» много лет назад.

По инициативе сотрудника филиала Физико-технического института АН БССР Ричарда Гринкевича здесь собрались поклонники горного туризма. Даже десяти человек, имевших хоть какой-нибудь опыт альпинистских восхождений и путешествий через перевалы, во всей области тогда не нашлось. Зато желающих испытать свою силу и волю на заоблачных высотах оказалось немало. Областная секция горного туризма была создана. Много для ее становления сделал мастер спорта Р. Гринкевич: учил и тренировал новичков, доставал альпинистское снаряжение, организовывал и проводил первые походы. Потом он переехал работать в Москву, но начатое им дело не заглохло. Секция быстро росла. И если сегодня еще нельзя сказать, что горный туризм в области стал массовым, то распространение получил довольно широкое. Самостоятельные секции активно действуют при облсоветах ДСО «Спартак» и «Красное знамя», на автозаводе им. Кирова, в тресте № 17 «Лавсанстрой», на Бобруйском заводе резино-технических изделий, Осиповичском заводе автомобильных агрегатов... Год от года усложнялись горные маршруты могилевчан. Наконец настало время штурма самых труднодоступных высот.

Вот почему для нас были такой желанной целью перевалы Бригантина и Новосибирцев. Но они лежали за перевалом Мола, с его крутым ледовым склоном.

Пять часов преодолевали стометровый взлет. На седловину выбирались по вертикальному каменному камину. Я шел последним. Лез с полнейшим равнодушием ко всему на свете. В голове только одна мысль — добраться до такого места, где можно лечь и отдышаться. Почти пятикилометровая высота давала о себе знать. Наконец и камин кончился. На ровную каменистую площадку бросил опостылевший рюкзак и сам свалился рядом. Ни шевелиться, ни думать о чем-то, ни радоваться тому, что самое трудное уже позади, не было сил. Но тут Анатолий Толкачев тронул за плечо и протянул бинокль.

— Посмотри, что это там? — спросил он, показывая рукой на юго-восток.

Я навел бинокль на дальний горизонт... Горы. Повсюду были только горы. Линзы бинокля скрадывали перспективу, и хребты громоздились один на одном. Но, действительно, что это? На юго-востоке возвышался островерхий, правильной формы пик. Неужели Хан-Тенгри? Но я раньше никогда не читал о том, что Хан-Тенгри виден с Терскея. А почему, собственно, нет? Ведь ни один хребет его больше не заслонял, а при такой отличной погоде видимость в горах исключительная. Разве есть на свете еще одна вершина такой совершенной формы, такой ослепительной белизны!

— Так что это, он? — опять спросил Анатолий.

— Может быть, — ответил я уклончиво.

Уверенности не было. Но одна мысль о том, что эта пирамида на горизонте, возможно, и есть Хан-Тенгри, взбудоражила сознание, мгновенно сняла усталость. Впереди лежал Центральный Тянь-Шань. Тот самый горный край, о котором мечтали, к которому устремлялись многие известные путешественники.

СИНИЕ ПТИЦЫ.

Готовясь к походу, я старался прочесть о Тянь-Шане как можно больше и в одной из книг встретил такую фразу: «Здесь можно встретить и прекрасное пение синей птицы, оперение которой играет на солнце темно-фиолетовыми и синими тонами». Оказывается, синяя птица существует не только в пьесе-сказке Мориса Метерлинка. Однако, чтобы не интриговать орнитологов, признаюсь сразу: нам не посчастливилось услышать среди скал голоса редких певуний, и рассказ пойдет не о них.

Добравшись по усеянным эдельвейсами сыртам до истоков реки Куйлю, мы снова повернули к Терскей-Алатоо и на этом хребте преодолели несколько высотных перевалов, в том числе Бригантину и Новосибирцев. Перед заходом солнца поднялись на перевальную седловину. Вид открылся изумительный. На юго-востоке возвышался во всем своем гранитном великолепии пик Джигит — одна из красивейших и, бесспорно, самая популярная среди альпинистов вершина Тянь-Шаня. А на севере, далеко внизу, просматривалась водная гладь Иссык-Куля. С перевала особенно наглядно было видно, что озеро лежит в огромной каменной чаше. И в чашу из-за противоположного от нас хребта Кунгей-Алатоо переливалась густая синева — предвестник ночи. Джигит же еще освещался последними лучами солнца, поэтому его гранит казался бледно-розовым.

Я подошел к краю перевальной площадки, выступившей над фирновым полем ледника. Внизу кружили птицы. Это были горные галки. Наверное, от того, что фирн отсвечивал голубизной, а галки парили прямо над ним, они казались не черными, как обычно, а совершенно синими. Без взмаха крыльев они стояли на одном месте, видимо, улавливая восходящие потоки теплого воздуха.

Рано утром мы опять видели синих птиц, когда спускались по крутому склону с перемычки к ледопаду. Они, как и накануне, покружили над фирновым полем, а потом с криком улетели куда-то по своим галочьим делам.

Взошло солнце, и ледопад засверкал. Маленькие кристаллики и огромные глыбы льда, причудливые сераки и длинные сосульки на карнизах, морозный иней на фирне — все горело светом августовских звезд, гранатов, рубинов, лазурита, янтаря... Уже из-за этой красоты надо ходить в горы. Внизу такого — триста лет живи — не увидишь.

Для спуска выбрали сложный, но безопасный участок. Наконец последняя веревка, и — конец ледопада. На ровном месте сняли рюкзаки и плюхнулись на них, усталые и довольные. Вдруг кто-то сказал:

— Связка спускается.

Мы нехотя обернулись к ледопаду.

Двое в связке торопились, где могли пытались бежать. В горах без нужды так не ходят. Мы почувствовали тревогу.

ПУНКТ ИЗ ПРАВИЛ

Сняв красную каску, высокий белокурый парень, выдохнув, спросил:

— Врач есть?

Врача у нас не было. Доктором в группе называли Анатолия Толкачева. Внизу он работает художником. В его рюкзаке лежала аптечка с бинтами, йодом и пилюлями. На пакетах с пилюлями фломастером было написано: «от головы», «от живота», «от ангины»...

— Товарищ у нас сорвался. Улетел в трещину, — говорил, стараясь отдышаться белокурый. — Падал метров тридцать... Вытащили быстро. Травмы на лице сильные. Обвязкой ребра ломануло. Когда уходили, все еще был в шоке.

— Высоко?

— Перед самым перевалом.

Мы снова посмотрели на ледопад. Он не казался более сказочным и очаровательным. Солнце грело в упор, и лед потяжелел, как намокший сахар. Не хотелось даже думать, что туда, наверх, придется возвращаться, настолько мы уже настроились через час отдыхать на зеленой траве: ведь добирались к ней по снегам Тянь-Шаня вторую неделю.

Руководителю в такой момент особенно трудно. Конечно, можно действовать строго по правилам. В наш бумажный век на все случаи найдется подходящая инструкция. Один из пунктов правил самодеятельных туристских путешествий на территории СССР гласит: «Руководитель похода обязан в случае, если другая туристская группа, находящаяся в данном районе, попала в аварийную обстановку, организовать ей оперативную помощь». Инструкция-то есть, но руководитель знал не только о ней, но и о том, как много сил отняли высокогорные ледники и снега у его товарищей.

Впрочем, не в пункте правил, тем более не в том, что группа устала и никому не хотелось возвращаться наверх, была загвоздка. Парень, что лежал без сознания под перевалом, нуждался в помощи хирурга. В срочной помощи. Предстоял один из самых сложных видов спасательных работ в горах. В учебной литературе он имеет длинное название — спуск пострадавшего с сопровождающим на карабинных тормозах по крутым и вертикальным склонам.

Как это делается, мы знали. Наши ребята готовы были двинуться наверх. Без инструкций, по неписаному закону гор и человеческой морали. Но в данной ситуации это означало не просто идти на помощь, а брать на себя организацию спасательных работ. Значит — и ответственность за их результат, ценой которого могла стать человеческая жизнь.

Был и другой вариант. Срочно всей группой спуститься вниз, к людям, оповестить о ЧП спасательную службу. Это тоже была бы помощь в соответствии с пунктом правил. Но спасотряд подоспел бы только на третьи сутки.

И к Иссык-Кулю, предупредить врача и спасателей, ушли двое. А мы снова надели кошки, собрали веревки, крючья, карабины и направились к ледопаду.

БЕЗ ПРАВА НА ОШИБКУ

Спасательные работы сравнить не с чем. Ни по физическим усилиям, ни по сложности так называемой горной техники, ни по нервному напряжению, ни по риску, который лишь в случае открытой борьбы с природой за жизнь человека бывает в горах оправдан. С Константином Снигирем, моим напарником, мы взяли роль ведущих при спуске пострадавшего. Попробовали работать, как и положено на ледопаде, в связке. Но сразу почувствовали себя спутанными, словно дирижеры в наручниках.

— Давай развяжемся, — предложил я.

— Черт с ним, — ответил Костя и расстегнул карабин на грудной обвязке.

Тогда было не до рассуждений, но вот сейчас, за письменным столом, вспоминая тот момент, задумываешься, как в критической обстановке могут проявляться люди. С Костей мы одолели не один маршрут. Член сборной команды Белоруссии по технике горного туризма, он на любых скалах, на самых крутых склонах чувствует себя так, будто с детства учился ходить по горам. А вот к ледовым трещинам привыкнуть никак не может. Их холодная пустота его словно гипнотизирует, и он ступает на рваный ледник в высшей степени осторожно, без страховки шага не сделает. А тут почти равнодушно: «Черт с ним!». И это на ледопаде, который, считай, только из одних трещин да узких перемычек между ними и состоит.

Хотя нет, равнодушие здесь ни при чем. Было кое-ч то важнее, чем собственная страховка. Все внимание сосредоточено на одном: как быстрее помочь попавшему в беду человеку.

Первый сложный участок проходили мучительно медленно. Подумалось даже, что на ледопаде придется заночевать. Но потом харьковские ребята поняли систему спуска и начали активно помогать нашей второй связке — Анатолию Толкачеву и Сергею Иванову. Дело пошло. Пугала только ледовая стенка на середине маршрута. Хуже всего, что работать на ней было неудобно. Начали спускать пострадавшего и его сопровождающего. Метр, второй, третий. Оторвав на миг взгляд от спускавшихся, чтобы убедиться в надежности тормоза, я чуть не вскрикнул от ужаса. Веревка, на которой висели над ледником два человека, развернула страховочную муфту и выскочила из карабина. Мелькнуло молнией: «Держать!». Руки машинально сжали капроновый канат. Но удержать двоих на вертикали невозможно. Веревка скользнула так, что сквозь рукавицы припекло от трения. Скользнула два метра и замерла. Я сжимал ее до боли в пальцах, пока не услышал крик снизу:

— Зачем дергаете?

Тогда почувствовал: веревка не нагружена. Посмотрел на Костю. Он стоял на своем пятачке и удерживал ребят страховочным концом.

— Порядок, — сказал он таким тоном, будто ничего не произошло.

Никто, кроме нас двоих, не заметил срыва. Только пальцы потом долго не слушались, да побаливали от легкого ожога ладони.

Чем ближе был конец ледопада, тем активнее и увереннее действовали харьковские ребята. Проходила подавленность, вызванная нервным потрясением в момент аварии. Больной по-прежнему был в тяжелом состоянии, но самый сложный участок пути вниз, к людям, к квалифицированной помощи врачей, кончался. Это рождало уверенность в благополучном исходе спасательных работ.

Белокурый парень, он оказался руководителем харьковских туристов, увидев, что я устал и с трудом забиваю крючья для очередной тормозной системы, подоспел на помощь. Вдвоем стало более удобно. К темноте мы успели добраться до озер посреди морен. Харьковчане сразу порывались идти дальше. Замысел этот совсем не имел смысла: все валились с ног от усталости. Убеждать, что разумнее отдохнуть, никого долго не потребовалось. Разбили лагерь, приготовили ужин. Казалось, перекусив немного, сразу же уснем как скошенные. Но никто не спешил в палатки. Спал, возможно, только затих в забытьи, только потерпевший. Выпили по кружке чая, потом заварили еще... Все думали про одно — аварию и ее причину. Виктор, так звали потерпевшего, полез почти на вертикальную стену без страховки через крючья. Когда уточнили эту деталь, белокурый парень сказал, тяжело вздохнувши:

— Я во всем виноват.

Товарищи с ним не согласились. Стали возражать, доказывать, что виноват сам потерпевший да еще его напарник по связке.

— Не надо, ребята, — не приказал, а попросил руководитель. Свою вину он ощущал сильнее других. Он понимал, что главную ошибку совершил не только потерпевший, а прежде всего он — руководитель.

ПОКА СТОЯТ ГОРЫ

Пережитое за день побороло усталость, и я долго не мог сомкнуть глаз. Поворочался в спальнике и вылез покурить. Над горами, как раз над ледопадом, висела луна. Яркая и огромная. Ее свет не притушил звезд, как это случается на равнине. Они чем-то были похожи на антоновки в осеннем саду. Ледопад же был хрустальным. Казалось, вот-вот сорвется одно яблоко и упадет на хрусталь, и ущелье наполнится серебряным звоном. Или луна возьмет и покатится по ледопаду.

Горы опять очаровывали красотой. Они умеют очаровывать. И, что удивительно, — до конца никто не может понять, в чем же их притягательная сила? Да и не в ответе на этот вопрос главное. А в том, что до тех пор, пока стоят на земле горы, люди будут стремиться к их хребтам и вершинам.